Первые лучи солнца рикошетом скользнули по памятникам и ухоженным опрятным могилам. Замерли. Унеслись ввысь. В синеву простреленного неба. Заблестели. Заискрились. Ожили на куполе и кресте церкви.

- Христос воскресе!

- Воистину воскресе!

Так приветствовали хуторяне друг друга.

Светлое Воскресение Пасхи.

Яркая зелень народившейся молодой травы. Свежеприбранные аккуратные могилы все в белом песке, как в пенной накипи. На памятниках венки.

В этот день кладбище не бывает печальным. В этот день здесь живет незримая радость воскрешения Господнего...

Мише Теплого и Сережу Мессершмита по-своему вдохновлял праздник Пасхи. Жить хотелось.

На могилах многие поминали покойных водочкой. А кто откажет поднести рюмочку за упокой души?!. За Царствие Небесное?!.

Никто. Ни-иктошечки не откажет.

С Теплым и Мессершмитом был еще третий - Федя Бугай. Этот “спекся” раньше времени. Его заботливо уложили под памятником и прикрыли пиджаком. Побрели дальше по кладбищу.

А к тому памятнику подошли двое мужчин и женщина. Бугая за памятником не видели и потому чувствовали себя вполне уверенно. На плиту выставили бутылку водки и стакан, разложили крашеные яйца. Налили водку. Отвлеклись. Бугай очнулся и похмельным глазом стакан приметил. Молча стакан взял, лежа водку в себя влил и вернул стакан назад.

- Помянем Митрофана Пафнутьевича!

Мужчина взял стакан и обомлел.

- А Митрофан Пафнутьевич... таво, - он звонко икнул и перекрестился на чеканный профиль памятника.

Памятник в ответ тоже икнул и пробормотал:

- Спаси Христос!

Троица у памятника замерла. Закрестились неистово.

- Будет ли жива Россия? - срывающимся голосом спросила женщина.

- А куда она на хрен денется, - уверенно ответствовал памятник.

Зажмурили глаза двое мужчин и женщина. И крестятся...

Федя Бугай встал и побрел по кладбищу в поисках Миши Теплого и Сережи Мессершмита. Рспохмеленный.